Дети голода и холода войны

Ассоциация землячеств Новосибирской области при материальной поддержке правительства региона приступает к изданию альманаха о детях войны – поколении, осиротевшем в военное время. Сейчас им по 75-80 и более лет. Многие начали трудиться в 9-10-летнем возрасте, работая на Победу плечом к плечу со взрослыми. В готовящийся к печати сборник войдут и воспоминания детей войны из Черепановского района. В этом номере мы начинаем их публикацию с материала Татьяны Ивановны Спириной, ветерана труда, труженицы тыла.Вы спросили, как мы жили. Отвечаю. Было так. Я, Спирина Татьяна Ивановна, родом из села Арбузовка Инсарского района Мордовской АССР, появилась на свет 15 января 1932 года. Мама Метликина Александра Михайловна 1911 года рождения – колхозница. Награждена медалью за доблестный труд в годы Великой Отечественной войны и медалью материнства.
Папа Метликин Иван Акимович 1907 года рождения – служащий. На войну ушёл 22 июля. Погиб в 1942 году. Остались сиротами пять дочерей и долгожданный сынок. Старшей шёл одиннадцатый год, сыну исполнилось пять месяцев. Мне было 9 лет.
Не стану всё описывать, как мы жили во время войны и после неё. Боюсь, сердце не выдержит. До сих пор удивляюсь, как мы выжили?
В городе зарплату платили и продуктовые карточки выдавали, собес помогал семьям. Село было брошено на произвол судьбы. Отнимали у нас последнее. Вечерний надой молока сдавали государству.
Было у нас несколько курочек. Нам мама варила на Пасху по одному яйцу, случалось, на Троицу – по два. Облагались налогом на яйца. Если какой десяток накапливался, мама несла на базар, чтобы соли купить. Как-то зимой мы долго хлебали несолёные щи. Так мама стала отрубать щепки от ящика, в котором до войны хранилась соль, и варила с ними похлёбку.
Целое лето мы выводили телёнка на луговину. В обед несли ему воду, вечером приводили домой. А осенью его контрактовали, то есть, как бы добровольно, но обязательно он должен быть сдан государству. За него даже 70 рублей заплатили, когда ведро картошки стоило 50 рублей.
Так что мяса мы не ели. Какое мясо! Хлеба не видели. В колхозе работу оценивали трудоднями, отмечая их палочками. Трудодни должны были оплачивать производимой продукцией. Но всё выращенное отправляли обозами с плакатом «Тыл – фронту». Такие обозы назывались красными. Иногда для них насильно выгребали из подпола картошку, где детей было мало.
Однажды я оказалась свидетелем такой сцены. Секретарём сельсовета у нас был Михаил Сергеевич Зайкин, из-за круглого лица прозванный Котом. Я была у соседей. Пришёл Зайкин, открыл половицу и стал смотреть, много ли картошки. Тётя Доманя схватила половицу и, топая ногами, закричала: «Я сейчас тебе, Коту, усы-то прищемлю!». Мне их было жалко…
Одно лето собрали богатый урожай ржи и пообещали на трудодень выдать по 100 граммов. У мамы на тот момент было 200 трудодней. Мы насчитали 20 килограммов и размечтались поесть хлеба. Долго потом выглядывали в окно, чтобы увидеть маму с мешком на плече, а не под мышкой. Оказалось, выдали по 10 граммов. Два килограмма на мельницу не понесёшь. Поели пареной ржи.
Я стала есть хлеб, когда в 1948 году приехала в Сибирь работать. С той поры прошло почти 70 лет, а я ни разу не оставила недоеденного кусочка хлеба и подбираю крошки.
В бедственном положении мы оказались и из-за огорода. Наша изба стояла у оврага. В первое военное лето во время ливня вода по оврагу шла рекой и смыла наш огород. Мы остались без еды на зиму. На другой год огород затянуло тиной, и его нельзя было копать. А правление колхоза никак не могло нам вырешить другой. И только после одного трагичного случая откликнулись на просьбу мамы.
А она, от зари до зари работая на колхозных полях, ночами не спала – шила людям, зарабатывая нам картошку. Семерым на завтрак надо было полведра. Бывало, и из одной картофелины варили похлёбку. Хлебали её, радуясь, что не пустая вода. Потом слышно было, как эта еда плескалась в желудке.
Летом мы парили в русской печке листья липы и конского щавеля, протирали через решето и пекли лепёшки, которые были похожи на коровьи. Но голод не тётка. Только цвет лица становился зелёным…
На зиму заготавливали цветы клевера, семена лебеды и конского щавеля, сушили их, толкли в ступе и добавляли в лепёшки из гнилой картошки. Такие шли дожди во время войны, что она гнила на корню.
Весной, только снег растает, шли на картофельное поле. Земля выталкивала картошку, оставленную в ней осенью. У нас называли её «силосом». Мы тёрли её и пекли лепёшки, называемые дерунами. Они были тёмно-серыми и горячие казались вкусными.
И ещё страданье войны – холод. Последними словами папы при прощании были: «Учитесь, девчонки, учитесь!». Я решила выполнить наказ отца. В Арбузовке была только начальная школа. Средняя находилась в районном центре, в Инсаре, в 6 километрах от нас. Три года, ни разу не пропустив занятия, я проходила это расстояние и в стужу, и в буран, и под дождём, и в половодье. Тонула, была напугана, замерзала. Степень замерзания мы проверяли словом «тпру». Подходя к дому, я могла вымолвить лишь «ту».
Мы, дети войны, жившие в сёлах, действительно были тружениками тыла. Вместе с матерями работали на прополке, сенокосе, уборке урожая. Я жала серпом, вязала снопы, на току молотила цепом и лопатила влажное зерно, чтобы оно не «горело». Мы теребили горох, рвали коноплю. Это сейчас она считается наркотиком, а в то время и волокно из неё получали, и вкусное семя, из которого вырабатывали масло, правда, мне его так и не довелось попробовать. Изо всех медалей, которыми я награждена, медаль за этот труд – самая дорогая.
Даже горсточки урожая мы не брали. За расхищение колхозного добра – тюрьма, даже за горсть колосков, которые мы собирали после уборки хлебов.
В сёлах не было детсадов и яслей. Младшие находились под нашим присмотром. Бедствовали мы и потому, что ни в одной семье в нашем селе не было такого количества несовершеннолетних детей. Но не благодаря, а вопреки мы выжили, выросли и разлетелись по стране от западных границ до восточных.
В Арбузовке осталась старшая сестра Ольга. Заведовала почтовым отделением. Прожила 67 лет. Рая, четвёртая сестра, работала дояркой в нашем селе. Её имя занесено в республиканскую Книгу почёта. Прожила 66 лет. Дожила до 70 лет третья сестра, Нина. Работала продавцом. Похоронена в Калининградской области.
Коля окончил Омский сельхозинститут. По распределению работал агрономом в Приморье. Мечтал на старости лет пожить на родине. Но на 52-м году жизни остался далеко от неё. Соня, самая младшая из сестёр, поднимала целину. Выполняла разные работы, но самая звёздная – пекарь. Она была победительницей конкурса «Лучший пекарь Омской области».
Я окончила Инсарское педучилище в 1948 году. По запросу министерства путей сообщения в числе 13 выпускников была направлена в распоряжение отдела учебных заведений Томской железной дороги. Два года проработала на разъезде Ферма, что недалеко от Новосибирска. Потом переведена в железнодорожную школу № 98 города Черепаново, где проработала ещё три года.
Выйдя замуж, уехала в Красноярск. Через три года вернулась обратно сюда. Год работала в базовой школе Черепановского педучилища. Его впоследствии закрыли, а в моей родной школе освободилось место учителя начальной школы. Я с радостью вернулась. И с 1957 года до ухода на пенсию в 1990 году работала в школе № 4, бывшей 98-й.