Внезапно свалиться сверху может всё что угодно – в теории, даже космонавт. Правда, на практике они обычно приземляются в специально отведённых местах и по строгому сценарию. Но жизнь полна сюрпризов, и иногда, в порядке исключения, можно залететь и в Черепаново. Именно так и поступил Михаил Корниенко – лётчик- космонавт, Герой России, на прошлой неделе пообщавшийся с черепановскими школьниками.
Ну ладно, перегнули: Михаил Борисович, конечно, не прямо из космоса к нам прилетел, но из Москвы – тоже издалека. Какими судьбами? А вот какими.
Председатель Новосибирского морского собрания Олег Евстахиевич Адамов встретился в Новосибирске со своим коллегой Леонидом Федосеевичем Олейником – тоже председателем, но уже местного, черепановского, отделения, и между делом обмолвился: скоро сюда по делам приедет один знакомый космонавт. Леонид Федосеевич не растерялся и предложил организовать визит и в Черепаново: раз уж из Москвы к нам добрался, то лишние сто километров в свободный денёк согласится проехать? Действительно, согласился.
– Он вообще человек простой оказался, – рассказывает Леонид Федосеевич. – Мы когда познакомились, я к нему по имени-отчеству обращаюсь, а он не разрешает – говорит, просто Миша. Я обратился в наше управление образования, там с энтузиазмом отреагировали, сообщили в школы. Думаю, не каждый день можно пообщаться с человеком, побывавшим в космосе, и, может, для кого-то это вообще единственная такая возможность будет о чём-то спросить, послушать.
В пятницу, 3 февраля, все трое – оба моряка и космонавт – уже сидели за одним столом на сцене районного Дворца культуры, а полный зал школьников встретил их массой интересных и порой забавных вопросов.
Тут надо бы начать заново, но уже глазами главного героя: в теории побывать можно где угодно, но на практике – чем дальше приходится забираться, тем сложнее это провернуть. Михаил Корниенко вообще любит забираться: в свободное от космических приключений время он успел покорить и несколько земных вершин – Килиманджаро, Монблан, Эльбрус, Аконкагуа… Но символичнее всего ещё одно хобби – прыжки с парашютом. Потому что это наглядный пример стремления не только куда-то подняться, но и вернуться назад. И рассказать что-то. И уж если ты добрался до самых звёзд, то об этом есть что рассказать – и многие захотят послушать.
Как поделился сам гость, есть один обобщённый вопрос, который часто задают: а каково вообще находиться в космосе? – и каждый раз этот вопрос вводит в ступор. Объясняет: «Я 516 суток летал, и можно 516 суток рассказывать, каково это было».
Подготовка к полёту начинается за два часа – это время тратится на проверку исправности корабля. Примерно за пятнадцать минут до взлёта каждому члену экипажа включают послушать несколько любимых песен (плейлист оговаривается заранее) в чисто психологических целях. Сам же полёт, по словам Михаила Борисовича, во многих, хоть и не во всех, случаях теоретически может выдержать человек без специальной подготовки, нагрузка на организм не чрезмерно большая (но лучше, конечно, не экспериментировать). Невесомость наступает примерно через девять минут, но и там не до эмоций: всё это время надо контролировать состояние корабля, постоянно докладывать, и после того как тряска закончилась, – тоже убедиться, что ничего в процессе не повредилось. А уже потом, когда вся динамика позади, и ты смотришь на Землю в иллюминатор станции, начинаешь думать о вечном.
Число «516» разделилось для Михаила на два полёта: первый длился 176 суток (это было в 2010 году), а второй – 340 (2015-2016 годы). И также дважды случалось выходить в открытый космос – это когда надеваешь скафандр и на своих двоих выходишь за пределы станции. Вспоминает:
– Когда открываешь люк и видишь под собой четыреста километров, то понимаешь, что шутки уже закончились, надо работать. Семь часов провести в открытом космосе – это как семь часов непрерывно заниматься в спортзале, потому что внутри скафандра давление, он очень жёсткий, и каждое движение даётся с трудом. Первый выход я буквально на силе воли закончил. И я понял, что, если сейчас вдруг придётся повторить всю процедуру заново, то у меня сил просто не хватит. Второй раз выходил уже со знанием дела, учёл предыдущие ошибки, равномерно распределил усилия. И, конечно, там надо быть максимально осторожным: не закрепил правильно страховку – можешь просто улететь, и никто тебе не поможет. Но, несмотря на опасность, космонавты это любят, потому что это разнообразие, возможность выйти погулять.
Однако опасностей хватает и на самой станции. Во-первых, за её состоянием постоянно нужно следить, но даже при этом время от времени случаются какие-то сбои, и приходится быстро принимать правильные решения. Во-вторых, всегда есть риск чего-то совсем уж экстренного. Например, однажды экипаж слишком поздно – всего за полтора часа, когда обычно это происходит за сутки – предупредили о летящем в сторону станции обломке космического мусора. В последний момент успели перекрыть все люки и ждали, ударит или нет. Позже выяснилось, что, если бы всё-таки ударило, то никакая встреча со школьниками уже бы не состоялась.
Но всё это, пожалуй, не более чем плата за возможность получить потрясающий опыт – те самые мысли о вечном. Чего стоят только виды, поражающие воображение!
– Очень впечатляет северное сияние. Вернее, южное. Мы больше летали поближе к Антарктиде, и, когда солнечная активность повыше, там вся полярная шапка горит зеленоватым светом с красными прожилками, и иногда кажется, что всё это вокруг тебя, что станция летит через этот огонь, хоть мы, конечно, и выше на самом деле находимся. Красивы грозы из космоса, особенно в южных широтах. Если свет в отсеке выключить, то из иллюминатора сюрреалистическое зрелище открывается. Тоже кажется, что эти всполохи прямо к нам проникают.
Способы отдыхать по-своему интересны. Например, приходилось импровизировать, придумывая себе развлечения:
– Мой американский коллега Скотт Келли взял с собой бейсбольный мяч, и мы его бросали через весь модуль (метров двадцать), пытаясь попасть в просвет люка (800 миллиметров). Из десяти бросков, может, один только и пролетал через люк. Казалось бы, в невесомости бросил – он поплывёт, а как-то вот не получалось. Были и другие занятия. Кто-то в бадминтон играл. Гитара была. Японцы привезли ионику – такое маленькое электронное пианино. Даже танцевать пытались. Во время второго полёта Новый год встречали. На станции очень большая укладка с игрушками, ёлка маленькая. С каждым грузовиком на Новый год присылаются какие-то подарки и всякие атрибуты праздника. Мы с большим энтузиазмом наряжали станцию: и дождём, и гирляндами, и игрушки развешали, ёлку нарядили, колпаки Санта-Клауса надели, летали в них. Встречали сначала по станционному времени – по Гринвичу, потом по Москве, потом американцы уже по Хьюстону – несколько Новых годов получилось.
Вообще отношения внутри экипажа, судя по рассказам гостя, не могут не восхищать, ведь коллеги наладили не только профессиональное общение, но и просто подружились, никогда не ссорились, несмотря на разногласия между их странами. Здесь, на Земле, нам есть о чём задуматься, глядя на этот пример.
Впрочем, как бы ни было интересно и красиво наверху, домой всё равно тянет – настолько, что однажды Михаил даже попросил психологов с Земли прислать ему с очередным грузовым кораблём изображения и звуки природы, и остаток полёта из динамиков станции раздавались раскаты грома. Теперь, когда все эти приключения позади, космонавт на вопрос о желании поучаствовать в написании сценария для фильма о космическом путешествии отвечает с энтузиазмом:
– Да, хотел бы. Именно принять участие: писать всё-таки должен профессионал, а я бы почитал и что-то подкорректировал.
Скромно умалчивает, что опыт в кинематографе уже есть: в 2016 году сыграл самого себя в фильме «Ёлки 5». И во всём этом несложно разглядеть: как бы крепко Михаил ни стоял на земле, как бы ни скучал по ней во время полётов, отношения со звёздами уже не разорвать. Впрочем, иначе быть и не могло.
Владислав Филькин.
Фото автора.
